Отрывок из последнего выступления Ферми, на заседании Американского физического общества. Выступление было неофициальным, и Ферми говорил без конспекта. Текст восстановлен по магнитофонной записи и опубликован в ''неприглаженной'', неотредактированной форме. Возможно, Ферми был бы этим недоволен, так как сам он всегда очень тщательно готовил к публикации все свои работы.
...Итак, мы подходим к 1939 году, когда Эйнштейн написал своё знаменитое письмо президенту Рузвельту, в котором советовал обратить внимание на ситуацию в физике и говорил, что, по его мнению, долг правительства обратить на это серьёзное внимание и оказать физикам помощь. И действительно, через несколько месяцев помощь была оказана. Это были 6000 долларов, и эти 6000 долларов были использованы для закупки огромного количества, или, скажем так, того, что по тем временам казалось огромным количеством, графита -- по тем временам, когда зрение у физиков ещё не было так испорчено.
И вот физики на седьмом этаже лаборатории Пьюпина стали выглядеть как углекопы, и жёны, к которым усталые физики возвращались по вечерам, не могли понять, в чём дело. Конечно, ''смок'' и так далее, но всё-таки...
А дело было в том, что как раз в то время мы пытались узнать что-нибудь о поглощении в графите и ничего хорошего мы от графита не ждали. Так вот, для этого мы построили из графита колонну со стороной в четыре фута или около того и высотой футов десять. Это был, по-видимому, первый случай, когда физическая аппаратура -- а эта куча графита была физической аппаратурой -- оказалась такой большой, что на неё можно было -- и нужно было -- взбираться. С циклотронами было то же самое, но для меня это был первый случай, когда мне пришлось карабкаться на собственную установку, которая оказалась немножко выше, чем следует, -- я ведь человек невысокий.
Ну, время шло, и мы начали понимать, что именно мы должны мерить, и с какой
точностью эти величины -- я назову их 
,
-- у
меня нет времени объяснять Вам, что это такое, -- с какой точностью
,
должны быть измерены, чтобы стало ясно, что можно, а
что нельзя. Ну, в общем произведение этих трёх величин должно было быть
больше единицы. Теперь-то мы знаем, что даже если очень постараться,
получится произведение 1,1.
Если бы, например, мы могли измерить каждую из этих величин с точностью до
1%, то получилось бы, например, что произведение равно 1,08
0,03, и
если так, то мы сказали бы: ''Всё в порядке, давайте работать'', а если бы
произведение получилось 0,95
0,03, то следовало бы поискать чего-то
другого. Ну, а если у Вас получается 0,9
0,3, то что Вы знаете?
По-видимому, вообще ничего. Даже если получилось 1,1
0,3, Вы тоже
знаете не больше. В этом была вся беда, и если Вы посмотрите в наши первые
работы, где приведены значения, полученные разными экспериментаторами, то
увидите, что они отличаются друг от друга на 20% и больше. Эти величины я
думаю, свидетельствовали главным образом о темпераменте физиков. Оптимисты
неизбежно их преувеличивали, а пессимисты вроде меня старались сделать
поменьше.
В общем никто ничего по-настоящему не знал, и мы решили, что нужно что-то
предпринять. Надо было придумать такой эксперимент, в котором измерялось бы
сразу произведение
,
, а не эти величины в
отдельности.
Так вот, мы пошли к декану Пеграму, который тогда в университете был магом и волшебником, и объяснили ему, что нам нужно большое помещение. Когда мы говорили ''большое'', то имели в виду по-настоящему большое, и он, помнится, в разговоре сказал что-то о том, что церковь не очень подходящее место для создания физической лаборатории, но я думаю, что как раз церковь была бы именно тем, чего мы хотели. Покрутившись немного по двору, он повёл нас по тёмным коридорам, и мы пролезали под какими-то отопительными трубами и заглядывали в разные закоулки в поисках места для своего эксперимента, пока наконец не нашли большую комнату, правда, -- не церковь, но нечто аналогичное по размерам.
Тут мы и начали воздвигать свою конструкцию, которая и на этот раз выглядела на порядок крупнее всего, что мы видели до сих пор. Правда, современный физик, чтобы разглядеть эту конструкцию, возможно, вынет увеличительное стекло и подойдёт поближе. Но по тому времени она выглядела по-настоящему большой. Конструкция была сложена из графитовых кирпичей, а среди этих графитовых кирпичей в некотором порядке располагались большие жестянки, кубические жестянки с окисью урана.
Ну, как Вы, может быть, знаете, уголь -- вещество чёрного цвета. Окись урана тоже. И люди, имеющие дело с тоннами этих субстанций, -- тоже. Кроме того, для такого дела нужны сильные люди. Ну, мы, конечно, были в разумной степени сильными, но надо иметь в виду, что в конце-то концов мы были мыслителями. Тогда декан Пеграм покрутил головой и сказал, что такая работа, конечно, не по нашим слабым силам, а в Колумбийском университете есть футбольная команда и в ней дюжина или около того очень крепких ребят, которые берут работу с почасовой оплатой, чтобы заработать себе на учёбу. Почему бы их не нанять?
Это была блестящая идея. Руководить работой этих крепких ребят, которые таскали уран и укладывали (засовывали) его на место, обращаясь с 50- и 100-фунтовыми пачками с такой лёгкостью, как будто они весили 3... 4 фунта, было истинным наслаждением. Они так швыряли эти пачки, что в воздухе только пыль столбом стояла -- всех цветов, главным образом чёрного.
Вот так и воздвигалось то, что тогда называлось экспоненциальным котлом.